|
|
|
|
|
|
X. И-Бань (Гунь)
О ГЛАВНОМ УСЛОВИИ ЛИТЕРАТУРЫ (Введение в читателя)
РАССКАЗЫВАЮТ, ЧТО НЕКОГДА В ПРОВИНЦИИ ВНУТРЕННЯЯ МОНГОЛИЯ ЖИЛ НЕКИЙ ЧЕЛОВЕК ПО ИМЕНИ ЦЗЮЙ-ФЭНЬ, И БЫЛО У НЕГО ДВЕ ЖЕНЫ: ОДНА ВОСЬМИ, ДРУГАЯ ШЕСТИДЕСЯТИ ТРЕХ ЛЕТ ОТ РОЖДЕНИЯ. К сожалению, больше я не имею никаких сведений об этом достойном человеке. И уважаемое имя его упомянул для того лишь, чтобы начать мою повесть надлежащим образом. Ничего не знаю также о том, как ныне пишут в других провинциях, но у нас в Сивине принята традиционная форма рассказа. Я не считаю себя старомодным писателем, однако полностью согласен с мнением членов Союза писателей Лунь-Мэня, И-Лин Чжао, Хуй Вэнь-Мо, Чжан Ло-Баня, Син-Тханя, БуйЛинь-Фаня, У-Цзин Цзиня, Гань Пэнь-Чжао-Ляня, Жи Дао-Шэня и других, а также товарища Гуня, что любое литературное произведение прозы является таковым лишь при условии, что оно начинается со слов «рассказывают, что некогда в некоторой провинции жил некий человек...». Какими словами продолжит повествование писатель - это уже всецело зависит от его идейной закалки и таланта. Товарищ Гунь, между прочим, всегда считал, что если бы содержание многих книг ограничивалось одной начальной фразой, то всю литературу нашего уезда можно было бы считать классикой. И кто знает - шутил он или говорил серьезно? Нелишним будет также заметить, что лисы-оборотни являются обязательной принадлежностью истинной литературы, и большинство менее талантливых авторов, даже если они не справляются с трансцендентным образом этого персонажа, спасают свою репутацию тем, что упоминают о нем хотя бы только в заглавии. Не будем, однако, апеллировать к читателю...
ПЕРВОЕ ПРИМЕЧАНИЕ ПЕРЕВОДЧИКА. «Хоэйрхоон жыийрлган бэз миннихийн онэр» - сивиньско-монгольское выражение, означающее дословно «богини нашего удовольствия клитора медоточивого едва коснуться языка кончиком сластолюбивым», ввиду его пространности и присущей восточной литературе утомительной метафоричности, переводчик счел необходимым заменить более понятным русскому читателю словом «апелляция».
...ограничившись упоминанием о том, что мои скромные литературные опыты вот уже более шестидесяти лет пользуются благосклонным вниманием Лунь-Мэня, И-Лин Чжао, Хуй Вэнь-Мо, Чжан Ло-Баня, Син-Тханя, Буй Линь-Фаня, У-Цзин Цзиня, Гань Пэнь-Чжао-Ляня, Жи Дао-Шэня и других, а также товарища Гуня, не говоря уже о миллионах непрофессиональных читателей в нашем уезде.
О НЕДОСТОЙНЫХ ПОДДЕЛКАХ
Работник или работница, которые стоят у книжного прилавка и с трудом раздумывают, как потратить заработанный в кооперативе, пропитанный потом урожая последний юань, лучше купите эту книгу! Но не перепутайте ее с недостойными книгами. Приходится опасаться, однако, что вам попадется не та книга, а совсем другая, но хотя и похожая. Поэтому лучше сначала прочитать ее, а потом уже купить и подарить родственникам, которые умеют читать. Бойтесь некоего И-Баня из Бецзина - его книга «Лисы-оборотни» очень плохая. Там пишут про китайского резидента нашей разведки в Москве, который работал главным кашеваром в ресторане «Пекин», и что чужая жизнь без доброй дороги сбила его с правильного пути, и он предал народ КНР и лично товарища Гуня, потому что он женился на русской милиционерке Марусе, и поэтому стал бояться за свою презрительную жизнь. Стиль книги очень плохой, а идейно она выдержана в смысле сочувствия предателям. Есть еще один писатель И-Бань из Тайбэя. Этот некий И-Бань тоже пишет книги. Он тоже писатель. И вот у него есть им написанная книга «Лиса-оборотень» про некую работницу Чжи Лю-Ли. Эта работница пользовалась всеобщей любовью на работе - как в поле, так и в свинарнике. Она выращивала поросят для консервирования тушенки и всем мужчинам с радостью давала то, что они хотели. За это ей как передовику подарили трехколесный мотоцикл «Урал», и она поженилась на работнике железной дороги. А муж не знал, что Чжи Лю-Ли часто любят другие мужчины, потому что он был сексуально отсталый человек. А ему сказал про это участковый милиционер. А он спросил у всех. И все сказали: а мы ничего не знаем. А он не спросил напрямую у Чжи Лю-Ли, потому что был скрытный и болезненно ревнивый человек. Он решил проследить за женой. А жена была умная и хитрая, и он думал, что ночью она пойдет к любовнику. А она стала воровать тушенку из склада. А муж это увидел и понял, что жена у него добрая и по отношению к нему честная и хозяйственная. И он поехал с радостью и сказал милиционеру, что тот говорил неправду, что Чжи Лю-Ли склонна к полигамии. Милиционер выпил с ним две бутылки водки и стал смеяться, что у него жена хитрая, как лиса-оборотень. И говорил, что не верит, что Чжи Лю-Ли в эту ночь не спит с кем-нибудь. А муж горячо возражал и предлагал милиционеру убедиться в его правоте. И они вместе с милиционером поехали на мотоцикле ночью на склад. И они увидели там Чжи Лю-Ли. Она выходила из окна. У нее в руках было четырнадцать банок кооперативной тушенки. Милиционер стал свистеть в свисток. Но муж отобрал свисток, потому что он не желал огласки. А милиционер схватил Чжи Лю-Ли за плечо и стал отбирать тушенку А муж ударил за это милиционера, потому что был ревнив и ему не понравилось, как милиционер смотрит на его жену. А милиционер выстрелил в воздух и испортил колесо мотоцикла «Урал». А мотоцикл был новый, и это был им подарок на свадьбу. А ведь ни у кого в округе мотоцикла «Урал» больше не было, только еще у милиционера. Однако у милиционера был желтый мотоцикл «Урал» и настолько старый, что даже не ездил. А у мужа Чжи Лю-Ли был зеленый мотоцикл, а также новый, и даже ездил. Поэтому Чжи Лю-Ли закричала в припадке истерики: - УБЕЙ ЕГО! У НАС НЕТ ДЕНЕГ, ЧТОБЫ КАЖДЫЙ РАЗ ПОКУПАТЬ НОВОЕ КОЛЕСО, А ВЕДЬ ТЫ ХОТЕЛ В ОТПУСКЕ СВОЗИТЬ МЕНЯ В ХАРБИН! Муж был пьяный, возбужденный и злой, поскольку рядом находилась страстно и безответственно им любимая жена. А милиционер был также пьян и почти ничего уже не понимал и вообще собирался пойти спать. А муж еще не хотел спать. В нем бушевали низкопробные инстинкты - он хотел избавиться от милиционера и затем овладеть женой прямо у окон склада, на жухлой траве, озаряемой бледным светом китайского полумесяца. И тогда они в порыве антиобщественной страсти убили милиционера при помощи рук и ног. А потом они сокрыли его прямо в истекающей кровью спецодежде. Но все равно их вслед за тем арестовали и мужа казнили. А Чжи Лю-Ли сказала, что муж ее принуждал в извращенной форме. И у нее была хорошая характеристика с места работы. И все ее пожалели, поскольку женщина она была со всеми обходительная и практически всегда ласковая. И судья отпустил ее обратно в кооператив выращивать свиней. И она опять там вела безнравственную...
ВТОРОЕ ПРИМЕЧАНИЕ ПЕРЕВОДЧИКА. Здесь вновь переводчику встретилось упоминавшееся выше диалектальное выражение, и в данном контексте оно точнее всего передается термином «безнравственность».
...жизнь и хорошо потрудилась. И потом она поженилась с новым участковым милиционером. А милиционер был пожилой и мудрый мужчина, и он любил и оберегал жену, потому что все знал про ее тяжелое прошлое. И он сам просил других мужчин, чтобы они любили его жену. А они покупали ему водку и приносили в дом тушенку. И у них не было детей, а в доме был всегда свет счастья и любви, и множество друзей и гостей. И Чжи Лю-Ли наконец-то приняли в партию, поскольку она замечательно потрудилась. Это книга, которую написал И-Бань из Тайбэя. Она плохая, потому что в ней убили из-за дурной женщины одного милиционера, еще одного мужчину, а также украли много тушенки из склада. А этого делать нельзя! Товарищ Гунь сказал, что стиль этой книги дурнопахнущ, а писателя не жаль расстрелять. Есть еще несколько писателей по имени И-Бань. Но все они плохо пишут, мои книги гораздо талантливее, и меня даже должны вот-вот принять членом в Союз писателей. А у меня есть еще псевдоним - Гунь, потому что так зовут нашего товарища Гуня. И я всегда посвящаю ему все иероглифы, из которых состоят мои произведения. За последние шестьдесят четыре года я многому научился у моих учителей и наставников - у Лунь-Мэня, И-Лин Чжао, Хуй Вэнь-Мо, Чжан Ло-Баня, Син-Тханя, Буй Линь-Фаня, У-Цзин Цзиня, Гань Пэнь-Чжао-Ляня, Жи Дао-Шэня и других, а также у товарища Гуня, мавзолей которого я часто навещаю с живыми цветами и гирляндами в руках. И эту книгу я кладу к ногам его принципиального трупа...
ТРЕТЬЕ ПРИМЕЧАНИЕ ПЕРЕВОДЧИКА. В оригинале - именно так!
С уважением X. И-Бань (Гунь), год 34-й со Дня Кончины товарища Гунь Фунь-Жэня, месяц второй сезона Тхэ. Уезд Сивинь. Верховье р. Пхэньцзы. Хижина отшельника Да-Мань Луня.
Рассказывают, что некогда в Маньчжурии жил некий человек по имени Цюй Га-Фоу. Он был бедный и уважаемый крестьянин. И были у него среди прочих детей, четыре дочери, которые славились своей красотой. И звали их Лу,Ли,Ло и Ла. Но когда они выросли и их лоном стала повелеватъ желтая китайская луна, все люди перестали их различать. Потому что они были схожи между собой как зернышки риса. И слава об их красе достигла пределов уезда, а также всех самых дальних звезд и планет. А в те времена правил в уезде Любань главный сановник - очень жестокий и справедливый человек по имени Инь-Гун Фэн. У него было много жен и наложниц, но они часто умирали, потому что он содержал их в тюрьме и приказывал не давать пищу и мучить пытками, поскольку никто его не любил. Инь-Гун Фэн хотел по крайней мере сделать своих жен мудрыми и снисходительными к нему, но, как считает товарищ Гунь, мужчина, отважно берущийся за воспитание женщины, рискует сам лишитъся ума, и поэтому в народе говорят, что каждая женщина - это лиса-оборотень, и лучше всего, ложась спать, незаметно положить под циновку острый нож на случай непредвиденного волшебства. Хотя и эта мера предосторожности еще никогда никому не помогла. Так вот, Инь-Гун оказался куда гораздо более мудр в делах государственных, нежели у себя в семье. Ему в те дни, о которых идет речь, было чуть больше восьмидесяти лет, а это в Китае самое время, чтобы начать подумывать о наследнике. Ребенка нужно бьшо заиметь мужского пола, чтобы он послужил императору умом и крепкой рукой, а не гибким целомудренным телом...
ЧЕТВЕРТОЕ ПРИМЕЧАНИЕ ПЕРЕВОДЧИКА. Здесь вновь трудности перевода. К известному уже по тексту выражению «хоэйрхоон жыийрлган бэз иннихийн онэр», написанному в оригинале не монгольской кириллицей, но изображенному иероглифическим письмом и снабженному семантическим отчерком, добавлена группа знаков, имеющая в литературе Сивиня сразу несколько весьма приблизительно переводимых значений - «гибкость тела в порядке его использования отличным от него владельцем», а также -«по-императорски переменчиво роскошествующее тело», а также - «императивная теловая последовательность в достойном подражания упорстве хранения себя от посягательств лиц низкого происхождения». Поскольку переводимый фрагмент имеет второстепенный информативный смысл, переводчик взял на себя смелость вольного перевода, полагаясь на собственную художественную интуицию и многолетний опыт переводческой работы. Переводчик также воспользовался присланным ему из Сивиньской уездной библиотеки номером местной газеты с научной статьей первого секретаря уездного комитета партии товарища Гуня «Ночные размышления старого партийца о непреходящем качестве перевода на индоевропейские и тюркские языки произведений товарища И-Баня и о значении последних для предстоящей посевной кампании», где автор тепло отзывается о моих удачных переводах трудов И-Баня на языки народов бывшего СССР и дает принципиальную отповедь профессору кафедры культуры и истории стран Индокитая оклахомского частного колледжа им. бр. Райт (США) мистеру Флэннегану, который переводит рассматриваемое предложение на английский таким образом: «Аnd a child must bе a male for imреrial state service, don't be a female for imperial dirty bed». Переводчик, разумеется, не мог оставить без отпора это гнусное издевательство над научной истиной, над самой сутью литературного и переводческого искусства. Я написал решительное гневное письмо в партийную организацию оклахомского колледжа, но вместо честного ответа о принятых мерах получил бандероль с прекрасно изданной на мелованной бумаге, но гнусной по содержанию и мерзопакостной по смыслу тенденциозной книжонкой профессора Флэннегана под названием «The sexual foxes The Chinese erotic stories with 287 coloured pictures by J'eremу Davis». И еще там было издевательски ироничное письмо за подписью самого профессора, в котором он предложил мне отрецензировать этот его, как он выразился, «первый опыт приобщения китайской литературы к сокровищнице мupовой культуры». О моем душевном состоянии после ознакомления с текстом письма вы можете поинтересоватьсяу врачей и санитаров станции «Скорой помощи» Невского района, увозивших меня на карете в кардиологическое отделение. Это был мой первый инфаркт миокарда. Реакция, согласитесь, нормальная на такое оскорбление научной истины! Только спустя шесть месяцев я смог вновь взяться за перо и параллельно с кропотливой работой над переводами начал непримиримую борьбу с буржуазным фальсификатором. Объем моей переписки с научными и общественными организациями мира составил за неполные десять лет более 18,5 условно-печатных листов, что натолкнуло меня на мысль издать материалы этого беспримерного состязания прогрессивного мировоззрения с псевдонаучным мракобесием отдельной книгой, и, если Бог отпустит мне такие сроки и поддержит постромки моего физического здоровья, я доставлю читателям удовольствие узреть мой труд на полках общественных и домашних библиотек. Я ничего не имею против личности Тимоти Флэннегана, мы даже заочно с ним подружились, и он частенько названивает мне по ночам по льготному тарифу из Оклахома-сити и с юмором полемизирует, густо пересыпая речь плоскими плебейскими прибаутками, что вообще свойственно американцам. Однако, несмотря на эти смягчающие мою с ним борьбу обстоятельства, я делаю все возможное, чтобы искусство литературного перевода не выродилось в порнографические опусы малограмотного лжепопуляризатора ради забавы импотентов-растлителей с толстыми кошельками. Все нечистые на руку лжеученые борзописцы должны быть посрамлены!
...Здесь замечу, что господин Инь-Гун был алертный и внимательный мужчина, и все женщины в уезде Любань когда-то познали его хотя бы один только раз. Также и при дворе наместника имелось много наложниц, им не было числа, а жен было также очень много, и никто не знал, кто это там сидит в клетчатой тюрьме на бессердечном пайке гнилого риса и красной воды - жена, рабыня, наложница или любовница, взятая по случаю и легкомысленно забытая господином в текучке быта. А может быть, это просто лишь торговка собачьего мыла либо жена содержателя опиумного притона - разве мало всяческих женщин приходит во дворец наместника и забывает там свое имя и призвание, когда ее спросят об этом грозные стражники-монголы с отрезанными в младенчестве языками или ужасный видом кипчак Джюй Датэ, сержант императорской гвардии, который бросается на любую женщину, когда ему заблагорассудится, и руки тибетской обезьяны и меконгского удава в одном теле молча истязают малосостоятельную и заранее сдавшуюся жертву, и не требуют лишь одного - ответа имени. А разве можно забыть этих модных красавиц дворянского либо чиновного сословия на высоких иностранных гэта, этих мечтательных и томных красавиц, чьи тела покрыты легким, как у цьпленка, пушком, чьи тела столь же прелестны и малодоступны простому работнику или стражнику, как их знания древней поэзии и теоретической мелиорации, всех этих словно бы прямо из Пекина сосланных на любование простого неприхотливого глаза изумительных драконов в человеческом облике? И кто потом, изнурив свои кости и свой кошелек, добившись, наконец, временной покупки лучшего из этих соблазнительно благоухающих набальзамированных тел, не изумлялся, a затем не восхищался, узнав, что главный секрет этих затмевающих солнце казавшихся чужестранцами людей с лицами китайских красоток состоит в том, что они - молодые мужчины и даже юноши - с божественно прекрасной душою и всегда в добром расположении своего зодиака? И кто из счастливых покупателей не забывал на время своих хлопот и печалей судьбы, всецело отдавшись апеллированию...
ПЯТОЕ ПРИМЕЧАНИЕ ПЕРЕВОДЧИКА. См. первое примечание переводчика
...Таким образом, дворец наместника во все часы дня и ночи был многолюден. А
господин Инь-Гун делил толику своего времени в различных пропорциях между
людьми, окружавшими его, в зависимости от состояния тех либо иных
административных обязанностей. Творить суд и кровавую расправу, тут же при этом
уединяясь за ширмой с любимым фаворитом по имени Ле Чхе, и быть всегда в рабстве
у сиделок, пастижеров и парикмахеров, постоянно умащивавших беззащитное тело
господина - таков был вседневный удел наместника, пока он не выезжал с
карательным отрядом в деревни уезда или отправлялся на ритуальный поцелуй
императорского фаллоса, что происходило теперь довольно редко ввиду крайней уже
дряхлости Богоподобного, который своим благородным слабоумием вознаградил города
и веси Поднебесной спокойными и счастливыми временами, без массовых казней и
мятежей, поскольку властью располагала олигархия умеренных прихлебателей, а
наследник пребывал во младенчестве.
ШЕСТОЕ ПРИМЕЧАНИЕ ПЕРЕВОДЧИКА. Слово «законнорожденный» здесь следует понимать исключительно в юридическом смысле, поскольку в описываемое время нравы были непритязательны, и все дети, независимо от того, рождены они в браке либо вне его, считались собственными и полноправными детьми мужа их матери либо нескольких матерей.
...однако, если их число служило поводом для мужской гордости наместника, этого нельзя было сказать о качестве. Будучи зачаты в неурочные часы, все дети Инь-Гуна родились под злыми звездами. И если бы случайный путник увидел игру детей на пригорке перед воротами дворца, он принял бы их за собрание всевозможных калек и душевнобольных. К слову будет заметить, что сам господин Инь-Гун был внешне едва ли привлекательнее уродливого Джюй Датэ, а мозг его был мозгом младенца, что, впрочем, нисколько не мешало ему прослыть в народе одним из мудрейших людей уезда. Так вот, была у господина Инь-Гуна мать, очень злая и хитроумная женщина по имени Цюй-И. Она-то и призадумалась в печали, что у сына нет достойного наследника. Был, правда, один, по имени Фуй-Ынь, обладавший лишь несколькими незначительными пороками, в числе которых были привычки - плевать в лицо собеседнику и совершать плотские отправления не снимая одежд. Но этот перспективный...
СЕДЬМОЕ ПРИМЕЧАНИЕ ПЕРЕВОДЧИКА. В тексте дословно - «всего лишь последний колос ячменя посреди сраженных черной пылевой бурей плевелов, безвестно что несущий в своем стебле - соки отцовских надежд либо слезы осиротевшей матери».
...юноша погиб нескольким временем ранее, укушенный дрессированной коброй в саду во время игры с сестрами в китайский бадминтон. И вот эта самая пресловутая госпожа Цюй-И, погоревав немного и поразмыслив, пришла к мудрому выводу, что ее сын должен, пока еще не стал совсем дряхл, пожениться на какой-либо свежей здоровой девушке с надеждой на появление необходимого наследника. А тут очень кстати в уезде появились слухи о красоте четырех дочерей доброго крестьянина Цюй Га-Фоу. И поскольку квартальный надзиратель Вислоухий Тхань предстал перед госпожой Цюй-И незадолго до полуночи на ее террасе со множеством бумажных фонариков, то опытный конюх Дао-цзы Ун Ли Шао-фань Кхы Нуонг Лань Йенг уже взнуздал пятнадцать дюжин самых лучших вороных и серых с яблоками коней, зная, что путь предстоит долгий. Господин Инь-Гун в этот час весело пускал пузыри из носа, отдыхая в любезных объятиях обольстительного сударя Ле Чхе, который также ни о чем не подозревал. А дочери почтенного Цюй Га-Фоу спали спокойно последнюю ночь, изобильно сочась соком одурманивающей женственности, в тенетах словно бы смазанной мясными помоями бронзовой луны.
Уже достопамятный Кун Фу-цзы приказал петухам Поднебесной пропеть в третий раз, когда Вислоухий Тхань с сотней солдат застучал костяной рукоятью нагайки в притолочную балку крестьянских ворот. С криками выскочили было на крыльцо четыре сестры в чем мать родила, но их загнал в дом мужественный Цюй Га Фоу, вооружившийся двузубыми вилами, потому что он подумал, что опять напали разбойники, которых неисчислимо в глухих лесах Маньчжурии. - ОТКРЫВАЙ СЕЙЧАС ЖЕ, - грозно потребовал Вислоухий Тхань, и когда вся семья высыпала во двор уже в крестьянском платье, то Цюй Га Фоу почтительно поцеловал сапог квартального надзирателя, а все его дети, числом не менее двадцати человек, пали ниц перед представителем администрации уезда Любань. - ГДЕ ТВОИ ЧЕТЫРЕ ВЗРОСЛЫЕ КРАСАВИЦЫ ДОЧЕРИ? - грозно потребовал Вислоухий Тхань, не снимая руки с рукояти поясною кинжала, чьи ножны были изукрашены многочисленными дорогими каменьями. НЕМЕДЛЕННО ПУСТЬ СЛЕДУЮТ С НАМИ ВО ДВОРЕЦ, - сказал опять начальник. Солдаты посадили к себе на коней всех семерых дочерей старого крестьянина, чтобы быть уверенными, что они везут в числе прочих требуемых четырех красавиц. И пока семья лежала ниц во прахе земли, кони уже стучали подковами по гулкой мостовой государственного шоссе. Не прошло и месяца, как рано утром госпоже Цюй-И доложили о приезде новых невест для сына. Госпожа Цюй-И щедро вознаградила Вислоухого Тханя и конюха Дао-цзы Ун Ли Шао-фань Кхы Нуонг Лань Йенга, подарив каждому из них по одной из числа привезенных и оказавшихся лишними девушек. Еще одну девочку она оставила служить у себя, потому что ей понравились ее здоровые зубы, и из всех дочерей достойного Цюй Га-фоу она единственная не страдала чесоткой и вульвовагинитом. Мать наместника отличалась завидным для своего трехзначного возраста здоровьем, если не считать так называемой «рыбьей болезни» (ихтиоза - ПРИМ. РЕД.). И девочка понадобилась ей для того, чтобы ежевечерне вычесывать с ее ног лоскутья перманентно отслаивавшейся в виде рыбьей чешуи омертвевавшей кожи. Однако госпожа Цюй-И не спешила объявлять свадьбу сына, ибо ее действиями повсевременно руководила необыкновенная проницательность. Немало мы наслышаны о печальных историях про торопливых матерей, которые своей поспешностью навлекли беду на свои семьи. Но, как об этом повествует традиция, в большом доме всегда трудно оберегать тайну в абсолютном секрете. А мы с вами также сознаем, к чему имеют тенденцию приводить всевозможных людей гневливость, ревностность, не говоря уже про завистливость к чужому счастью и красоте.
Читайте эту книгу, и вы станете еще более мудрыми по этим вопросам. ПРОДОЛЖЕНИЕ на следующей странице
|
|
|
Copyright © oldjohn, 2003-2008. All Rights Reserved |
|
|
