Игорь Баронов

МЫШКИНЫ СЛЁЗКИ

маленькое ностальгическое путешествие

101-111

101.ИЗМЕНЫ

С какого-то неуловленного момента жизнь стала перечнем всевозможных измен. Изменились также погода и природа. В последние годы климат в Душанбе стал лучше, то есть - мягче и влажнее, и, на радость и удивление обитателей, прежде неумолимо знойный июль вдруг затевал на две недели ливневый фестиваль. Ученые связывали эту измену с нефтяными пожарами ирано-иракской и американо-иракской войн. Русскоязычных в Душанбе стало раз в пять меньше, чем было до смуты. Многие, спасаясь от смерти, покинули родину, канули в никуда, исчезли навсегда - в США, Израиль, Германию - кто мог в силу этнического происхождения, кто не мог - в Россию, в нищету, позор, голод, смерть. (Не все ж, мой друг, как мы - трансценденталисты!).

Что оставалось тем, кто не возжелал самоустраниться? Жить. Немудрено поэтому, что чем сложнее становилась "социально-политическая обстановка" в вашем горнем лабиринте, тем круче писал тексты Мистер Кайд, тем более устойчивую нетленку гнал writer Володя Попов (роман в полугодие, повесть в квартал), тем гуще покрывался нейродермическими струпьями добрый славный злющий как щука на отмели Старина Хоттабыч, тем паче шли деловые дела в сфере перепродавальческого бизнеса у Р.Зотова, тем активнее сблядовывались в расширяющемся радиусе действия колониальных войск немногочисленные околоартельские музы, хариты, ундины и медузы. Тем отчаянно радостнее и светлее становилось твое скромное творчество на фоне голодных обмороков и скудных пустопорожних оргазмов.

102.СПАНИЕЛЬ НА ПАМЯТЬ

Что сообщить ты можешь своим друзьям?

- Коль вы из племени холостяков, вы сможете понять вкус чохохбилей и иных мясных кудес, которые ты ел в сем беспринципном браке, что состоял из плотских удовольствий...

Она ушла, оставив сиротой собаку, как вешку времени, пока еще живую, с ушами до земли и черным влажным любопытным носом, с умильными и карими глазами. Средь вычурного скотства жизни как лучшие мазки худполотна встречаются умильно-общие умильные места: Цветок, Собака, Дети и т.д.
 

У плохих людей дети, собаки и даже цветы на огороде, как правило, отвратительны.

103.УТРО ХОТТАБЫЧА

В полутемной от назревавших сумерек прихожей стоял, спонтанную эрекцию, возникшую с утра, сосредоточенно превозмогая, разглядывал заросшее кабаньей щетиной желтоватое лицо (yellow face), прикладывал к щекам ледяные ладони (cold hands), пытаясь унять нестерпимый зуд (нерьво-дерьмит). И вдруг (простите за банальность!) старое зеркало в черных оспинах (проплешинах, проталинах, прогалинах) отслоившейся (отшелушивающейся) амальгамы с резким хрустом раскололось молниеобразной диагональной трещиной. Через мгновение (миг, секунду, час, день, год, век, эпоху - что наша жизнь - лишь временный пузырь на глади вод безличного Брахмана, простите снова за банальность) дом сотрясся от тяжкого взрыва (нарыва, порыва, подрыва, отрыва, перерыва) неподалеку (непоблизоку).

И (а также, плюс, and, а, у, о, УО, об) как (который, какой, какий) по (пу, па) команде (манде) застучали (задоносили, занавуходоносили) вразнобой автоматные очереди и (ы) заухала (за ухо ла) мелкокалиберная (мелкокаламбурная) пушка (Пушкин).

"Стреляют", - подумал Сергей Игоревич, и враз отпустило. Он перекинул через обжигающе холодный край эмалированной раковины свой вяловатый шланчик, и полил тонкой струйкой горку грязной посуды, оставленную в мойке с вечера. Муравьи тонули в тарелках и чашках как миниатюрные "Титаники", переламываясь пополам и испуская дым всеми трубами.

104.OH, MY SWEET QUEEN ANNE!

Просящийся на страницы сих скрижалей сердолик твоего second Wife'a вновь обойди молчанием, предубежденным. А если честно, образ той, чья песнь поется первой в мучительном для автора альбоме с названьем "Песни В Замкнутом Пространстве", затоптан в грязь майорским сапогом военно-блямской жизни Ебнашуда тех протоплазменных времен-бремен. Хотел любови светло-чистой, а стал Подобьем Трубочиста. Ля-ля-ля. Жу-жу-жу...

105.THE END

Конец "Звуковой Артели" (как, разве не об этом глава?) настал в следующий момент:

Ты вез 70 килограммов невиданных гармоний. Но музыка осталась ТАМ.

Ты вез полцентнера рифмованной "нетленки". Она осталась ТАМ.

КОНЕЦ "ЗВУКОВОЙ АРТЕЛИ"

106.ОДИНОЧЕСТВО ПИЛОТА

Ты приуныл в России, забросил все стихи, гитару-суку, отдавшись полностью беседам с некой дамой, ужаленной, тебе подобно, змеей коричневой судьбы. И вскоре струпьями покрылся как Иов, и впал в канцероспидофобию. И руки плотника, певца и онаниста покрылись мрачной сетью древообразных жил. И ты решил лететь к чертям собачьим, любуясь по утрам, как Соломон, серебряною амальгамой зерцала коридорного. Лице твое печально стало и устало, небрито и покрыто слоем монголоидного жира.

Но, впрочем, не печалься в прохладный майский день в сиреневой стылой стране! Обычные полгода каникул миновали, и обросли весной, и существо свежо, скучают руки по штурвалу, и помнит лоб прикосновенье к заиндевелому стеклу. И, глядя сквозь немытое окно на репетицию грозы, ты мысленно представил долгие гряды заоблачных полей, что тянутся-потянутся от Арктики до Казахстана, почти без промежутков...

- Адель! Сестра! Несите ж поскорее "утку"!..

...А там, южнее, вовсе хорошо - лишь редкие оазисы хлопковых туч да тающие облачка над серно-желтым океаном, где вместо волн барханы, да чайки черные - кипчакские орлы, поэты авиации природной, парят, меж сочинением поэм, внизу высматривая пищу, отнюдь телесную...

107.НЕБА НЕМОЙ ВОСТОРГ

Полет гласит, что жизнь прекрасна - наедине с рычащею машиной, под атмосферным колпаком у Бога - нет беса-наблюдателя, который сочтет банальными твои слова. Что б ни сказал, что б ни подумал ты. Нет, вовсе не рука участвует в создании холста. Одна рука замерзла на руле, другая разминает сигаретку. В зените солнце - белое на темно-темно-синем. До вечера есть время вперемежку с керосином. Пилот Анжело бдительно алертен. И шланги с мочевиной не текут. И двигатель стучит без перебоев. И почиет на небесах Безвестный Инженер.

108.БОРТ ЗАНЯЛ КОРИДОР

А ты летишь, сверяясь с картой, высотомером и компасом. Диспетчер твой - Господь с застывшею улыбкой во все небо. Внизу - неравномерный клин из напряженно движущихся точек - над пропастями и вершинами снеговых гор ползет на северо-восток рок-группа птиц. Что ж, улыбнись и ты в канистру, украдкой умывая даль. На фортке боковой - стальной запор и право veto, коли вы в полете. Сомнительное, впрочем, удовольствие - представлять, как твой окурок будет долго носиться по ветру, прежде чем легковесные его останки улягутся в листве жестокого кустарника в какой-нибудь ахтубинской степи. Частицы праха, оставленные в чужой земле по пути на родину (в крови и не с заглавной буквы). Достаточно того, что четвертьвековой твой прах залег в геологических пластах покинутой страны, холодной и пустынной.

Полетом правит друг-автопилот. Пусть ветер сносит к югу - ты был предусмотрителен, рассчитывая курс, чтоб даже при большом уклоне примерно через час перед тобой возник Арал.

109.ОДА ХОТТАБЫЧУ

Был у тебя дружок Серега Абакумов по прозвищу Хоттабыч. Вы познакомились с ним в лагере для юных пионеров в ущелье Зимчуруд , где с Кайтом вы и с Арой Подленковым, невообразимо пьяные, делились музыкальным вдохновеньем с детьми, подростками и иностранцами на фестивале авторской песни (детище Ю. Визбора, любившего эти края).

Тогда же ты ему придумал кличку. Сережа обещал побить вам "морду", но кличка, тем не менее, прилипла, и ему пришлось смириться. И ваш фейс остался нетронутым. Вы даже подружились с этим угрюмым детиною почти двухметрового роста , с наклонностями маньяка. Вы разглядели за суровой внешностью жаждущее любви и дружбы сердце.

Так вот, вы проживали как-то на флэту с названием "Навозный ворох", аж целый месяц.

У вас в гостях бывали многочисленные дамы, страдавшие на прифронтовом безрыбье тоской по джентльменским негам, и ты самозабвенно раскрывал им буйные обьятья, пытаясь излечиться от застарелой страсти. Хоттабыч же был нейтрален по причине безответной пламенной влюбленности в одну прохладную особу. Ты искренне желал Хоттабычу скорейшего преодоления душевной сей болезни, но шли недели, и все алкогольно-сексуальные файв-клоки, устраиваемые тобой, не возымели положительного результата и не привели твоего друга к "горизонтальному удовлетворению" (как выражался Швейк). Однако, ты не отчаивался, отчасти потому, что был прикован по ночам к пружинистым магнитным организмам своих радушных в высшей мере дам и дев, отчасти ж потому, что верил, что другу также улыбнется прилипчивое счастие греха...

110.ИСКУШЕНИЕ ОТЦА СЕРГИЯ

Так вот, залетела как-то к вам на огонек с акульей ленцой промышлявшая типа выйти замуж художница Л., натуральная блондинка с телом мраморно-прохладным и бесстрастным как киликийский мрамор, зуб о который Фидий обломал, видать, не раз. Да что там Фидий!..

...Хоттабыч сделал плов с тушенкой, вы шнапсу батл распили на сумрачной веранде, в окно которой нагло влезла виноградная лоза с чудовищных размеров богомолом, молящимся на ней. Луна была опять погано-фиолетовой расцветки, и заливался в темноте июльской осатанившийся гиссарский соловей.

...Ты нежно мацал струны и сипловато пел лирическо-сопливые куплеты. Она ж ходила молча по квартире и выставляла часто стройное холеное бедро, тебе давая знаки приближенья. Ты ж, как это с тобой бывало часто в присутствьи дам, вдруг осознал всю пошлость предлагаемой любви телесной, не приукрашенной и видимостью душевной близости - за вечер вы не обмолвились и парой фраз. Она молчала. Ты болтал пустое. Но все вело к тому, как слабый летний дождь в горах ведет к обвалам и потокам. Ты был индифферентен. Ты не любил ее. Ты равнодушен был к ее глубинам. Хоттабыч же собакой Павлова глазами ел особу, что принесла себя на блюде в жертву бессовестному пошляку с гитарой. А, в общем-то, лишь похоти своей.

Устав тебя ежеминутно овевать амбре не для хороших дел ухоженного тела, художница ушла в покои, всем пожелав спокойной ночи (при этом на тебя значительно взглянув).

- И слава Богу! - открестился ты. - Пожалуй, лягу спать сегодня на веранде...

- Да ты с ума сошел! - трагически прошепотал Хоттабыч. - К тебе пришла (!) сама (!) такая леди (!), а ты... Ты просто сукин сын!

- Сережа, может ... ты займешься ею?

- ...Нет, - помрачнел лицом Хоттабыч, - я не предам свою любовь... А ты иди, иди же к ней! Не я ж ее сюда позвал.

Скрепясь, пошел ты в ванную (шел как Сократ на казнь). А вышед, обнаружил наличие отсутствия интимного белья в привычном месте.

- Сережа, ты куда девал мои, пардон, трусы?..

Твой друг с луной зловещей в одном глазу вместо ответа схватил тебя за плечи и поволок, сопя, к дверям виргильнейших покоев, где в выжидательном безмолвьи лежало, хищно притаясь, жемчужно-лотосное тело Л. Ты был смущен и беспощадно наг. Сопротивляясь слабо (борясь скорее со стыдом, чем с силой), ты был Хоттабычем задвинут в двери спальни. Он плотно дверь прикрыл и с силою держал - ты был насильно ниспослан к люциферовому ложу прелестной гостьи...

...Свершилось! - как воскликнул бы Шекспир, будь он свидетелем греха. Пришлось тебе опять позволить растоптать цветок пластмассовый невинности твоей, всегда готовый, впрочем, к влекущему топтанью деликатесными ногами...

...Была бессонной ночь. И до утра не могший спать Сережа стучал тяжелым в стену (ты задавал себе вопрос: зачем?)...

...Наутро вы расстались вяло. Она ушла, не пожелав (как все ночные дамы) отпить с утра духмяного чайку для просветленья мыслей.

Проистекли затем всего два дня, и Абакумов пал на грудь массивную Акулы-Каракулы. Гордился ты: усильями твоими был все же сломлен крепкий лед...

...Потом, спустя едва неделю, он заболел любовною болезнью. И спас его трудяга-трихопол. С тех пор, предав свою ненужную влюбленность, Сергей похорошел и телом, и душой. И стал всегда готов к возвышенному чувству. Что с ним, надеюсь, стало чуть попозже...

111.ДЕНЬ РОЖДЕНЬЯ РОМАНА ЗОТОВА

Последний ваш с Кайдом совместный магнитописный труд вы озаглавили "Кто-то...". Галактика этого альбома существует как некое святое отражение грешной земной жизни всех соучастников-подельников, друзей-однопалчан, как ангельский антипод тех чертовых вертепов, что именуются "тусовками"...

...Отчего-то вспоминаешь фаршированную рыбу на столе в гостях у Ромы после какого-то концерта. И два "испанских самолета", твой и Тима О'Боже, загородивших, к неудовольствию соседей, путь к подъезду. И Боба Гарина, рыжего и нежного Ван Дейка, блюющего с перил балкона вниз, в эстетические заросли палисадника. Смеющуюся длинную Мэри - кастанедовского Воина в мини-юбчонке, с тонкой проститутской сигареткой в длиннющих пальцах, с змеиным выражением рта из-за отсутствующего пятого зуба справа сверху. Задумчиво замершую средь шумного застолья хозяйку дома, безмолвную Царину, с пустою вилкою в руке. И циклопического Рому с вакхической бутылью красного домашнего вина, склоненной по-дружески к граненому стакану на редкость благодушного Хоттабыча. И неожиданно промелькнувший легкомысленный профиль Кайта между танцующих смеющихся девиц. У каждого здесь - имя, и взгляд, и сила юности веселой.

Нет вечеру скончанья - он будет длиться вечно, и стоит лишь тебе закрыть глаза и вызвать в память этот файл - ты чувствуешь себя сидящим в кресле с дионисической ухмылкой в эпицентре неубывающего, блещущего бесконечно праздника , в районе третьей четверти его, когда все гости сыты и пьяны, но есть еще вино, и ноги не устали танцевать, и на столе еще гора закусок. И все плохое напрочь позабыто. Оно смешно - ведь вовсе нет его. Смерть моментальна. А веселье вечно.

И лишь когда-то, в грустном слое пирога, смахнешь слезы мираж с щекочущей ресницы и... что об этом говорить?

Мы странная компания. И в нас заложен Кем-то некий стандарт, эталон изделия. Живые, мёртвые уже, не совсем ещё мёртвые. А со стороны видно - все мы из одного муравейника. Или серпентария. Включая даже дьявола Звуковой артели, оперетточного злодея Олега Исмаиловича Назарова. Вполне возможно, что ветры донских степей сделали его бандитское лицо обветренным, а лексикон обогатился сокровищами украинской мовы (movie). И лишь зоркий глаз следователя по особо важным делам углядит в нём прежнего, юного и малоусого Исмаилыча - грозу девственниц из неблагополучных семей, трудного подростка из 33-его микрорайона...

...Внешность - предмет воспоминаний. Как выглядит теперь курица, которую мы переваривали с А. в ночь нашей свадьбы? Разумеется, это было необычайно симпатичное существо, но, скорее всего, теперь оно выглядит неважно.

Туалетные мысли (за утренне-понедельничной дефекацией, сопутствующей чтению "Философских писем" Вольтера):

"Бобка-таки уехал в Геленджик к дяде. А жаль, его могилка очень бы симметрично смотрелась на душанбинском трупохранилище. Было бы к кому сходить. Шутка. Довольно скверная. Если я соскучусь по Бобу - посмотрю на автопортрет Ван Дейка, и отляжет: ну вылитый Бёп! Кайд сильно смахивает на Игоря Талькова. Рома (ц.е.н.) похож на римского центуриона. Его вечная Царина - на шемаханскую царицу, ту самую, которую полевой командир Степан Разин, дабы не смущать подчинённых, мужественно бросил в "набежавшую волну". Сэнди - на испанского кабальеро (Todos blankos est kabalieros). Хоттабыч - на кого-то из библейских пророков, может быть, таким был гневный обличитель-общественник Илия или практик будущего хиппизма Предтеча-Креститель. Аля - на тигрицу из Тигровой балки. Дядюшка Билл - вылитый Пьер Ришар. Женя Шведчиков - гибрид Александра Сергеича Пушкина с Тарзаном. Я, вероятно, тоже многим напоминаю кого-то из великих чуваков".

вернуться на страницу ЛИТЕРАТУРА

Copyright © oldjohn, 2003. All Rights Reserved